Молитва моники за сына блаженного августина

Молитва моники за сына блаженного августина

Святые и священнослужители о том, почему важно молиться за детей

Святитель Тихон Задонский:

«Родителям нужно молиться Богу о своих детях, чтобы Сам Он научил страху Своему и умудрил во спасение».

Протоиерей Валериан Кречетов:

«Сказано: «Молитва матери со дна моря достанет», именно молитва матери. Блаженная Моника вымолила своего сына, Блаженного Августина, святитель Иоанн Златоуст – плод молитв его святой матери, великомученик Пантелеимон – тоже плод молитв своей святой матери, которая при муже-язычнике воспитала будущего величайшего святого. То есть здесь промысел Божий, как сказала святая Кассия, «через женщину пошел грех, через женщину и спасение».

Протоиерей Василий Зеньковский:

«О чем же прежде всего должны молиться родители в отношении детей?

Очевидно, что основное стремление родителей должно быть направлено к воспитанию ребенка живым членом Воинствующей Церкви Христовой. И молитву об этом Господь исполнит в свое время. Но когда придет это время, нам не дано знать; бывают случаи, что Господь вел юношей не прямым путем, но спасал их от гордости, допускал временно уклонения их с прямого пути и падения. Пусть в таких случаях не отчаиваются родители, но еще прилежнее умоляют Всемогущего.

Надо помнить в таких случаях пример горячей молитвы Моники за своего сына – Блаженного Августина. Последний в юношеские годы попал в дурную среду, стал вести порочную жизнь и присоединился к ереси манихеев.

Все, что могла, – все сделала Моника для исправления сына. Она не только увещевала его, но одно время даже лишила его общения с собою, удалив из своего дома, несмотря на безграничную любовь к нему. Моника оплакивала своего сына, как мертвеца, и непрестанно молилась о его возвращении к истинной вере.

Обращение его случилось не скоро, но до этого Господь не оставил ее без утешения, и в одном сновидении она видела ангела, предсказавшего ей о будущем обращении сына. Не оставляя своих увещеваний, она просила одного епископа повлиять на сына.

Епископ, однако, отказался от этого, учитывая, очевидно, безнадежность такой попытки при том состоянии духа, в котором был тогда Августин. Он посоветовал Монике не уговаривать его более, а лишь усердно молиться о нем Богу. Вместе с тем, видя силу ее горя, он как бы предсказал ей: «Не может быть, чтобы погиб сын таких слез».

Действительно, Августин был спасен этими горячими слезами и молитвами и стал впоследствии в ряды великих учителей Церкви. И, упоминая значение в его жизни молитв матери, его часто называют «сыном слез».

Святитель Феофан Затворник:

«Горюете о детях. – На то вы мать, чтоб о детях горевать. – Но приложите к гореванию молитву… И Господь ублагоустроит детей. Поминайте матерь Блаженного Августина. Плакала-плакала, молилась-молилась! И вымолила, и выплакала, что Августин опомнился – и стал, как следует быть».

Митрополит Антоний Сурожский:

«Когда ребенок рожден, надо над ним и о нем молиться, даже если почему-либо не молишься вместе с ним. А чтобы молиться вместе, мне кажется, надо искать молитвы (допустимо их и сочинять), которые могут дойти до ребенка, – не вообще до ребенка, а именно до этого ребенка. Чем он живет, кто он такой, как, будучи собой, он может говорить с Богом – это знают только родители, потому что они знают, как их ребенок говорит с ними».

Старец Паисий Святогорец:

– Если мы познали Христа поздно, когда дети наши уже выросли, что нам делать, чтобы наставить их на путь Божий?

– Здесь только молитва приносит плоды. Мы должны со многой верой просить у Бога милости для этих детей, которые невиновны в своем неверии. Признаем, что ответственность лежит только на нас, смиримся и покаемся искренно, и Бог им поможет. Он все же бросит им какой-нибудь спасательный круг, чтобы спаслись и они.

– Батюшка, несмотря на то, что мы все это исполняем, дети наши становятся необузданными. Иногда они переходят все границы. Мы не знаем, что нам делать.

– Будем давать иногда отвертку в руки Христа, чтобы Он Сам навел порядок, подкрутив некоторые винтики. Не будем думать, что со всем мы можем справиться сами».

Преподобный Амвросий Оптинский:

«Когда помышляем о спасении ли собственном или о спасении нам близких, то всегда должны твердо помнить, что «многими скорбми подобает внити в Царствие Небесное», как учит нас слово Божие; и по слову апостольскому, «его же любит Господь, наказует, биет же всякого сына, его же приемлет».

Старайся содержать все это в памяти и почаще молись так: «Господи! Ты един вся веси, вся можеши, и всем хощеши спастися и в разум истины прийти. Вразуми сына моего познанием истины Твоея и воли Твоея святыя, и укрепи его ходити по заповедям Твоим и меня грешную помилуй!»

Если так будешь делать, то будешь получать облегчение в скорби своей и вместе оказывать духовную помощь сыну своему».

Старец Паисий Святогорец:

«Только молись, да действует благодать Христова. Ты теперь, когда твой ребенок уже взрослый, только одно можешь сделать: показать любовь и молиться Богу, дабы Он действовал для пользы твоего ребенка, потому что если ты, родитель, питал его добротой и любовью, то он, куда бы ни пошел, с кем бы ни связался, в какой-то момент увидит, что вне семьи климат нездоровый и что всюду – выгода и лицемерие. Так твой ребенок вернется домой естественным образом. Но если в доме – грызня, ругань, ссоры, тогда сердце его и не подумает, и не захочет вернуться. О, как нам нужно быть внимательными, ибо этот возраст только любви и молитвы хочет».

Православный Церковный календарь

Календарь на год ►

О календаре

Богослужения

Библейские чтения

Календарь

Дни особого поминовения усопших 2017

Дни поминовения новопреставленных

Подписка

Жизнеописание праведной Моники , матери блаженного Августина

Слово в день памяти праведной Моники Тагастинской (4/17 мая)

Во имя От­ца и Сы­на и Свя­то­го Ду­ха!

До­ро­гие во Хри­сте бра­тья и сест­ры!

Впро­чем, бу­дучи ис­тин­ной бер­бер­кой, ня­ня по­рой впа­да­ла и в край­но­сти. Стре­мясь, на­при­мер, сыз­маль­ства при­учить де­во­чек к уме­рен­но­сти и тер­пе­нию, ня­ня не поз­во­ля­ла им в те­че­ние дня пить во­ду, за ис­клю­че­ни­ем вре­ме­ни обе­да.

В сво­ей зна­ме­ни­той «Ис­по­ве­ди» бла­жен­ный Ав­гу­стин вспо­ми­нал об этом так: «за ста­ра­тель­ное вос­пи­та­ние свое … (пра­вед­ная Мо­ни­ка) не столь хва­ли­ла мать свою, сколь некую пре­ста­ре­лую слу­жан­ку, ко­то­рая но­си­ла еще от­ца ее на спине, как обыч­но но­сят ма­лы­шей де­воч­ки по­стар­ше. За это, за ее ста­рость и чи­стые нра­вы поль­зо­ва­лась она в хри­сти­ан­ском до­ме по­че­том от хо­зя­ев. По­то­му и по­ру­че­на ей бы­ла за­бо­та о хо­зяй­ских до­че­рях, и она ста­ра­тель­но нес­ла ее. Пол­ная свя­той стро­го­сти и неумо­ли­мая в на­ка­за­ни­ях, ко­гда они тре­бо­ва­лись, бы­ла она в на­став­ле­ни­ях ра­зум­на и рас­су­ди­тель­на. Она, на­при­мер, раз­ре­ша­ла де­воч­кам, да­же невзи­рая на жгу­чую жаж­ду, пить во­ду толь­ко во вре­мя очень уме­рен­но­го обе­да за ро­ди­тель­ским сто­лом. Она осте­ре­га­ла их от ху­дой при­выч­ки ра­зум­ным сло­вом: “Сей­час вы пье­те во­ду, по­то­му что не рас­по­ря­жа­е­тесь ви­ном, а ко­гда в муж­нем до­ме ста­не­те хо­зяй­ка­ми по­гре­бов и кла­до­вок, во­да вам мо­жет опро­ти­веть, а при­выч­ка к пи­тью оста­нет­ся в си­ле”.

Раз­ве что-ни­будь мо­жет одо­леть тай­ную бо­лезнь на­шу, ес­ли Ты, Гос­по­ди, не бодр­ству­ешь над на­ми со Сво­им вра­че­ва­ни­ем? Нет от­ца, ма­те­ри и вос­пи­та­те­лей, но при­сут­ству­ешь Ты, Ко­то­рый нас со­здал. Ко­то­рый зо­вешь нас. Ко­то­рый да­же через . лю­дей де­ла­ешь доб­рое, чтобы спа­сти ду­шу. Что же сде­лал Ты то­гда, Бо­же мой?

Чем стал ле­чить? Чем ис­це­лил?

Не из­влек ли Ты гру­бое и острое бран­ное сло­во из чу­жих уст, как вра­чеб­ный нож, вы­ну­тый из неве­до­мых за­па­сов Тво­их, и не от­ре­зал ли од­ним уда­ром все гни­лое?

Слу­жан­ка, хо­див­шая обыч­но вме­сте с ней за ви­ном, спо­ря, как это бы­ва­ет, с млад­шей хо­зяй­кой с гла­зу на глаз, упрек­ну­ла ее в этом про­ступ­ке и с ед­кой из­дев­кой на­зва­ла “горь­кой пья­ни­цей”. Уязв­лен­ная этим уко­лом, она огля­ну­лась на свою сквер­ну, тот­час же осу­ди­ла ее и от нее из­ба­ви­лась.

Ты, од­на­ко, воз­да­ешь им не за то, что де­ла­ешь через них, а за их на­ме­ре­ния.

Она, рас­сер­див­шись, хо­те­ла не из­ле­чить млад­шую хо­зяй­ку, а вы­ве­сти ее из се­бя – тай­ком, по­то­му ли, что так уже по­до­шло и с ме­стом и со вре­ме­нем ссо­ры, или по­то­му, что са­ма она бо­я­лась по­пасть в бе­ду за позд­ний до­нос. Ты же, Гос­по­ди, пра­вя­щий всем, что есть на небе­сах и на зем­ле, об­ра­ща­ю­щий вспять для це­лей Сво­их вод­ные пу­чи­ны и под­чи­ня­ю­щий Се­бе буй­ный по­ток вре­ме­ни. Ты безу­ми­ем од­ной ду­ши ис­це­лил дру­гую. Ес­ли кто сло­вом сво­им ис­пра­вил то­го, ко­го он хо­тел ис­пра­вить, пусть он, по­сле мо­е­го рас­ска­за, не при­пи­сы­ва­ет это­го ис­прав­ле­ния сво­им си­лам».

Ча­ще все­го по­доб­ное вос­пи­та­ние при­во­дит к об­рат­но­му ре­зуль­та­ту: де­ти, стре­мясь вы­рвать­ся из про­кру­сто­ва ло­жа чрез­мер­но су­ро­вых пра­вил, впа­да­ют в ку­да бо­лее опас­ные и страш­ные гре­хи, чем, до­пу­стим, съесть рыб­ки в Ве­ли­кий пост или – чуть мень­ше по­тру­дить­ся на ого­ро­де…

Ис­то­рия из жиз­ни пра­вед­ной Мо­ни­ки, пусть и с хо­ро­шим кон­цом, сви­де­тель­ству­ет нам о том же…

И имен­но мы да­дим Ему от­вет за сво­их де­тей.

Бу­дем же сле­до­вать цар­ским пу­тем, не впа­дая в опас­ные край­но­сти, как бы бла­го­че­сти­во эти край­но­сти ни вы­гля­де­ли!

И вновь – ка­кой в этом страш­ный при­мер для совре­мен­ных ро­ди­те­лей и ду­хов­ни­ков!

Впро­чем, да­же са­мые страш­ные на­ши ошиб­ки Гос­подь во­лен об­ра­тить ко бла­гу, ес­ли мы все-та­ки бу­дем ста­рать­ся ис­пра­вить их.

Поз­же, под вли­я­ни­ем сво­ей су­пру­ги, Пат­ри­ций при­мет Свя­тое Кре­ще­ние, жизнь се­мьи станет иной. Но на это по­тре­бу­ет­ся мно­го лет, бу­дет пре­одо­ле­но мно­го стра­да­ний.

Судь­ба боль­шин­ства за­муж­них бер­бе­рок, как пра­ви­ло, до­ста­точ­но тя­же­ла. И Мо­ни­ка не на­де­я­лась стать ис­клю­че­ни­ем, го­то­вясь имен­но к нелег­кой и не осо­бен­но счаст­ли­вой жиз­ни. Од­на­ко бы­ло од­но нема­ло­важ­ное раз­ли­чие меж­ду ней и дру­ги­ми жен­щи­на­ми: в от­ли­чие от боль­шин­ства, Мо­ни­ка, хо­тя и пред­ви­де­ла бу­ду­щие труд­но­сти бра­ка, все-та­ки ис­кренне же­ла­ла пре­одоле­вать их. Пре­одоле­вать не пу­тем мак­си­маль­но­го от­стра­не­ния от му­жа, но пу­тем вос­пи­та­ния в се­бе люб­ви к нему, пусть и на­вя­зан­но­му ро­ди­те­ля­ми, пусть и языч­ни­ку… Ведь и в языч­ни­ке жи­вет об­раз Бо­жий, нуж­но лишь уметь уви­деть его.

Жизнь Мо­ни­ки – на­про­тив, при­мер то­го, как лю­бовь од­но­го из су­пру­гов ока­за­лась спо­соб­ной спа­сти и пре­об­ра­зить да­же са­мый неудач­ный как буд­то бы брак.

По ме­ре сво­их сил Мо­ни­ка ста­ра­лась под­дер­жи­вать му­жа, по­мо­гая ему во всех его доб­рых на­чи­на­ни­ях. Она со­зда­ла в до­ме ат­мо­сфе­ру уюта и по­коя, чтобы Пат­ри­ций, при­дя со служ­бы, мог по-на­сто­я­ще­му от­дох­нуть.

Зная вспыль­чи­вый ха­рак­тер су­пру­га, Мо­ни­ка в ми­ну­ты его гне­ва не про­ти­во­ре­чи­ла ему ни де­лом, ни да­же сло­вом; ви­дя же, что муж от­бу­ше­вал и успо­ко­ил­ся, она спо­кой­но объ­яс­ня­ла ему его ошиб­ку. Ча­сто по­сле та­ко­го раз­го­во­ра Пат­ри­ций сам при­зна­вал, что ки­пя­тил­ся на­прас­но. К то­му же, несмот­ря на необуз­дан­ный нрав, Пат­ри­ций не толь­ко ни ра­зу не уда­рил же­ну – что во­об­ще-то бы­ло в обы­чае у бер­бе­ров – но ни­ко­гда по-на­сто­я­ще­му да­же и не по­ссо­рил­ся с ней.

Пра­вед­ни­ца же, в от­вет на рас­спро­сы и жа­ло­бы на му­жей, как бы шу­тя, об­ви­ня­ла не му­жей, но их са­мих за их же соб­ствен­ный, на­при­мер, несдер­жан­ный язык. А со­вет обыч­но да­ва­ла все­го лишь один: с той ми­ну­ты, как за­чи­ты­вал­ся брач­ный кон­тракт, же­ны долж­ны бы­ли по­чи­тать его до­ку­мен­том, пре­вра­ща­ю­щим их в вер­ных по­мощ­ниц, а по су­ти, – в слу­жа­нок сво­их му­жей. От­ныне, па­мя­туя о сво­ем по­ло­же­нии, они уже не долж­ны бы­ли за­но­сить­ся пе­ред сво­и­ми му­жья­ми. В том вар­вар­ском об­ще­стве, в ко­то­ром то­гда жи­ли, по­доб­ное непри­выч­ное по­ве­де­ние, по­жа­луй, дей­стви­тель­но бы­ло, един­ствен­ной воз­мож­но­стью со­хра­нить мир и, хо­тя бы от­ча­сти, на­ста­вить му­жа на пра­вед­ный путь.

К несча­стью, не толь­ко из-за вспыль­чи­во­сти му­жа при­хо­ди­лось Мо­ни­ке тер­петь огор­че­ния: сле­дуя язы­че­ским нра­вам то­го вре­ме­ни, Пат­ри­ций не раз от­кры­то из­ме­нял су­пру­ге. Ко­неч­но, Мо­ни­ка то­же мог­ла бы устро­ить скан­дал, но она по­ни­ма­ла, что этим ни­че­го не ис­пра­вит, а толь­ко опять ис­пор­тит от­но­ше­ния с му­жем и окон­ча­тель­но за­кро­ет путь к его ис­прав­ле­нию. По­это­му Мо­ни­ка, пря­ча сле­зы и боль, про­дол­жа­ла ве­сти се­бя по от­но­ше­нию к невер­но­му му­жу спо­кой­но и ров­но – вновь и вновь го­ря­чо мо­лясь Гос­по­ду о том, чтобы Он об­ра­тил Пат­ри­ция к Се­бе и на­ста­вил его на путь це­ло­муд­рия.

Свя­тую Мо­ни­ку не мог­ло не тя­го­тить то, что Пат­ри­ций, бу­дучи языч­ни­ком, гу­бил свою ду­шу все­воз­мож­ны­ми стра­стя­ми и по­кло­не­ни­ем лож­ным бо­же­ствам. Она не мог­ла на­пря­мую по­учать его – это вы­зва­ло бы толь­ко раз­дра­же­ние, – но усерд­но мо­ли­лась Бо­гу за су­пру­га, про­ся об­ра­тить его к Ис­тине. Са­ма же ста­ра­лась ве­сти се­бя, как по­до­ба­ет хри­сти­ан­ке, соб­ствен­ной жиз­нью яв­лять ис­тин­ность Хри­сто­ва уче­ния, сле­дуя все тем же со­ве­там свя­тых пер­во­вер­хов­ных апо­сто­лов Пет­ра и Пав­ла:

Пат­ри­ций ис­кренне уве­ро­вал во Хри­ста и при­нял Свя­тое Кре­ще­ние.

«На­ко­нец, – пи­шет бла­жен­ный Ав­гу­стин, – при­об­ре­ла она Те­бе сво­е­го му­жа на по­сле­док дней его; от него, хри­сти­а­ни­на, она уже не пла­ка­ла над тем, что тер­пе­ла от него, нехри­сти­а­ни­на. Бы­ла она слу­гой слу­жи­те­лей Тво­их. Кто из них знал ее, те вос­хва­ля­ли, чти­ли и лю­би­ли в ней Те­бя, ибо чув­ство­ва­ли при­сут­ствие Твое в серд­це ее: о нем сви­де­тель­ство­ва­ла ее свя­тая жизнь. “Она бы­ла же­ной од­но­го му­жа, воз­да­ва­ла ро­ди­те­лям сво­им, бла­го­че­сти­во ве­ла дом свой, усерд­на бы­ла к доб­рым де­лам”. Она вос­пи­ты­ва­ла сы­но­вей сво­их, му­ча­ясь, как при ро­дах, вся­кий раз, ко­гда ви­де­ла, что они сби­ва­ют­ся с Тво­е­го пу­ти».

Хри­сти­ан­ство пол­но­стью из­ме­ни­ло всю жизнь Пат­ри­ция. Он по­ка­ял­ся в преж­них гре­хах, со­вер­шен­но оста­вил блуд и ста­рал­ся уме­рять свой вспыль­чи­вый нрав; от Пат­ри­ция-хри­сти­а­ни­на Мо­ни­ке боль­ше не при­хо­ди­лось тер­петь ни­че­го из то­го, что она тер­пе­ла от языч­ни­ка. Для нее на­сту­пи­ли, на­ко­нец, дни под­лин­но­го, ни­чем не омра­ча­е­мо­го су­пру­же­ско­го сча­стья.

Прав­да, сча­стье это на зем­ле бы­ло недол­гим: вско­ре по­сле сво­е­го об­ра­ще­ния и чу­дес­ной пе­ре­ме­ны Пат­ри­ций за­бо­лел и скон­чал­ся. Но Мо­ни­ка зна­ла, что те­перь, ко­гда брак их стал под­лин­но хри­сти­ан­ским, да­же смерть не смо­жет их раз­лу­чить – она про­дол­жа­ла мо­лить­ся за сво­е­го по­кой­но­го су­пру­га, жи­вя па­мя­тью о нем, не по­мыш­ляя о по­втор­ном бра­ке.

«На­шеп­ты­ва­ния дур­ных слу­жа­нок, – вспо­ми­нал бла­жен­ный Ав­гу­стин, –сна­ча­ла вос­ста­но­ви­ли про­тив нее све­кровь, но мать моя услуж­ли­во­стью, неиз­мен­ным тер­пе­ни­ем и кро­то­стью одер­жа­ла над ней та­кую по­бе­ду, что та са­ма по­жа­ло­ва­лась сы­ну на сплет­ни слу­жа­нок, на­ру­шав­ших в до­ме мир меж­ду ней и невест­кой, и по­тре­бо­ва­ла для них на­ка­за­ния. По­сле то­го, как он, слу­ша­ясь ма­те­ри, за­бо­тясь о по­ряд­ке сре­ди ра­бов и о со­гла­сии в се­мье, вы­сек вы­дан­ных по усмот­ре­нию вы­дав­шей, она при­гро­зи­ла, что на та­кую же на­гра­ду от нее долж­на рас­счи­ты­вать каж­дая, ес­ли, ду­мая уго­дить, станет ей на­го­ва­ри­вать на невест­ку. Ни­кто уже не осме­ли­вал­ся, и они за­жи­ли в до­сто­па­мят­ном сла­дост­ном дру­же­лю­бии.

“Гос­по­ди, ми­лу­ю­щий ме­ня!” Ты по­слал этой доб­рой слу­жан­ке Тво­ей, в o чре­ве ко­то­рой со­здал ме­ня, еще один ве­ли­кий дар. Где толь­ко не ла­ди­ли меж­ду со­бой и ссо­ри­лись, там она по­яв­ля­лась, где мог­ла, уми­ро­тво­ри­тель­ни­цей. Она вы­слу­ши­ва­ла от обе­их сто­рон вза­им­ные, мно­го­чис­лен­ные и горь­кие, по­пре­ки, ка­кие обыч­но из­ры­га­ет ду­ша, раз­дув­ша­я­ся и взба­ла­му­чен­ная ссо­рой. И ко­гда при­сут­ству­ю­щей при­я­тель­ни­цей из­ли­ва­лась вся кис­ло­та непе­ре­ва­рен­ной зло­сти на от­сут­ству­ю­щую непри­я­тель­ни­цу, то мать моя со­об­ща­ла каж­дой толь­ко то, что со­дей­ство­ва­ло при­ми­ре­нию обе­их. Я счел бы это доб­рое ка­че­ство незна­чи­тель­ным, ес­ли бы не знал, по горь­ко­му опы­ту, что бес­чис­лен­ное мно­же­ство лю­дей (тут дей­ству­ет ка­кая-то страш­ная, ши­ро­ко раз­лив­ша­я­ся гре­хов­ная за­ра­за) не толь­ко пе­ре­да­ет раз­гне­ван­ным вра­гам сло­ва их раз­гне­ван­ных вра­гов, но еще до­бав­ля­ет к ним то, что и не бы­ло ска­за­но. А ведь сле­до­ва­ло бы че­ло­ве­ку че­ло­веч­но­му не то что воз­буж­дать и раз­жи­гать злы­ми сло­ва­ми че­ло­ве­че­скую враж­ду, а, на­обо­рот, стре­мить­ся уга­сить ее сло­ва­ми доб­ры­ми. Та­ко­ва бы­ла мать моя; Ты по­учал ее в со­кро­вен­ной шко­ле ее серд­ца».

Но не толь­ко от му­жа или же от слу­жа­нок при­хо­ди­лось тер­петь скор­би свя­той Мо­ни­ке. Да­же и юный Ав­гу­стин нема­ло при­чи­нил ду­шев­ных стра­да­ний сво­ей бла­го­че­сти­вой ма­те­ри.

Отец очень хо­тел, чтобы Ав­гу­стин стал важ­ным че­ло­ве­ком – ри­то­ром и адво­ка­том, по­это­му Ав­гу­стин по­лу­чил пре­крас­ное об­ра­зо­ва­ние. Од­на­ко по­на­ча­лу он то­же не был кре­щен и, су­дя по все­му, хри­сти­ан­ское вос­пи­та­ние ма­те­ри не столь глу­бо­ко еще про­ник­ло в его серд­це. Со всем жа­ром юно­сти Ав­гу­стин от­да­вал­ся удо­воль­стви­ям мо­ло­до­сти: язы­че­ским те­ат­рам, цир­кам, жен­щи­нам. От од­ной из них, небла­го­род­но­го про­ис­хож­де­ния, в 372 го­ду у него вне бра­ка да­же ро­дил­ся сын по име­ни Адео­дат («Дан­ный от Бо­га»). Кро­ме то­го, вдруг пе­рей­дя в дру­гую край­ность, Ав­гу­стин по­чти де­сять лет раз­де­лял ере­ти­че­ское уче­ние ма­ни­хе­ев, от­ри­цав­ших плоть, со­тво­рен­ную, по их мне­нию, са­та­ной, и да­же «об­ра­тил» в эту ересь несколь­ких дру­зей. Как, долж­но быть, об­ли­ва­лось кро­вью серд­це Мо­ни­ки, ко­гда она узна­ла об этом, –тя­же­ло ей бы­ло ви­деть сы­на блуд­ни­ком, но еще тя­же­лее – ере­ти­ком!

Его до­ро­га к Бо­гу бы­ла дол­гой и тяж­кой.

А ведь по­ми­мо Ав­гу­сти­на в се­мье бы­ло и еще несколь­ко де­тей: его брат На­ви­гий и сест­ра, имя ко­то­рой нам неиз­вест­но.[2] Впро­чем, став взрос­лы­ми и са­мо­сто­я­тель­ны­ми они при­ня­ли Свя­тое Кре­ще­ние. Дочь, так же, как мать, до­ста­точ­но ра­но ов­до­ве­ла и, не же­лая вто­ро­го бра­ка, при­ня­ла мо­на­ше­ство, про­си­яв мно­ги­ми по­дви­га­ми.

Уди­ви­тель­но, но не толь­ко о сы­но­вьях и о до­че­ри за­бо­ти­лась она, но и об их дру­зьях. «О всех нас, жив­ших до успе­ния ее в дру­же­ском со­ю­зе и по­лу­чив­ших бла­го­дать Тво­е­го Кре­ще­ния, она за­бо­ти­лась так, слов­но все мы бы­ли ее детьми, и слу­жи­ла нам так, слов­но бы­ли мы ее ро­ди­те­ля­ми». Кро­ме то­го, «она бы­ла ми­ло­серд­на и от серд­ца про­ща­ла “дол­ги долж­ни­кам сво­им”», –вспо­ми­нал бла­жен­ный Ав­гу­стин.

А ведь, как это от­ли­ча­ет­ся от от­но­ше­ния мно­гих ны­неш­них ма­те­рей к бе­де, слу­чив­шей­ся с их детьми. Да­же тех, кто счи­та­ет се­бя во­цер­ко­в­лен­ны­ми хри­сти­ан­ка­ми. Да­же тех, кто яс­но ви­дит, что их ча­до все глуб­же по­гря­за­ет в гре­хе. Не боль­шин­ство ли из них до­воль­ству­ет­ся все­го лишь про­из­не­се­ни­ем рав­но­душ­ных и страш­ных слов:

«Что же тут та­ко­го? Сей­час все так жи­вут, мо­ло­де­жи без это­го нель­зя… Был бы толь­ко здо­ров да успе­шен!».

Ка­кое страш­ное, ги­бель­ное ослеп­ле­ние! Как мож­но зем­ной успех, здо­ро­вье те­ла ста­вить вы­ше здо­ро­вья и спа­се­ния бес­смерт­ной ду­ши? Это сло­ва не хри­сти­а­ни­на, но са­мо­го злост­но­го языч­ни­ка.

Меж­ду тем, дни и но­чи на­про­лет про­во­ди­ла в слез­ных мо­лит­вах об Ав­гу­стине, сыне сво­ем, свя­тая Мо­ни­ка.

«И Ты про­стер ру­ку Твою, – пи­шет бла­жен­ный Ав­гу­стин, – с вы­со­ты и “из­влек ду­шу мою” из это­го глу­бо­ко­го мра­ка, ко­гда мать моя, вер­ная Твоя слу­жан­ка, опла­ки­ва­ла ме­ня пе­ред То­бою боль­ше, чем опла­ки­ва­ют ма­те­ри умер­ших де­тей. Она ви­де­ла мою смерть в си­лу сво­ей ве­ры и то­го ду­ха, ко­то­рым об­ла­да­ла от Те­бя, – и Ты услы­шал ее, Гос­по­ди. Ты услы­шал ее и не пре­зрел слез, по­то­ка­ми оро­шав­ших зем­лю в каж­дом ме­сте, где она мо­ли­лась; Ты услы­шал ее. От­ку­да, в са­мом де­ле, был тот сон, ко­то­рым Ты уте­шил ее на­столь­ко, что она со­гла­си­лась жить со мною в од­ном до­ме и си­деть за од­ним сто­лом? В этом ведь бы­ло мне от­ка­за­но из от­вра­ще­ния и нена­ви­сти к мо­е­му ко­щун­ствен­но­му за­блуж­де­нию.

Ей при­сни­лось, что она сто­ит на ка­кой-то де­ре­вян­ной дос­ке и к ней под­хо­дит си­я­ю­щий юно­ша, ве­се­ло ей улы­ба­ясь; она же в пе­ча­ли и со­кру­ше­на пе­ча­лью. Он спра­ши­ва­ет ее о при­чи­нах ее го­ре­сти и еже­днев­ных слез, при­чем с та­ким ви­дом, буд­то хо­чет не раз­уз­нать об этом, а на­ста­вить ее. Она от­ве­ча­ет, что скор­бит над мо­ей ги­бе­лью; он же ве­лел ей успо­ко­ить­ся и по­со­ве­то­вал вни­ма­тель­но по­смот­реть: она уви­дит, что я бу­ду там же, где и она. Она по­смот­ре­ла и уви­де­ла, что я стою ря­дом с нею на той же са­мой дос­ке.

Раз­ве Ты не пре­кло­нил слу­ха Сво­е­го к серд­цу ее? О Ты, бла­гий и все­мо­гу­щий, Ко­то­рый за­бо­тишь­ся о каж­дом из нас так, слов­но он яв­ля­ет­ся един­ствен­ным пред­ме­том Тво­ей за­бо­ты, и обо всех так, как о каж­дом.

Про­шло еще де­сять лет, в те­че­ние ко­то­рых я ва­лял­ся в этой гряз­ной без­дне и во мра­ке лжи; ча­сто пы­тал­ся я встать и раз­би­вал­ся еще силь­нее, а меж­ду тем эта чи­стая вдо­ва, бла­го­че­сти­вая и скром­ная, та­кая, ка­ких Ты лю­бишь, обод­рен­ная на­деж­дой, но неумолч­ная в сво­ем пла­че и сте­на­ни­ях, про­дол­жа­ла в ча­сы всех сво­их мо­литв го­ре­вать обо мне пе­ред То­бой, Гос­по­ди, “и при­шли пред ли­цо Твое мо­лит­вы ее”, хо­тя Ты и до­пу­стил еще, чтобы ме­ня кру­жи­ло и за­кру­жи­ло в этой мгле».

Так вот, пусть же свя­тая Мо­ни­ка станет об­раз­цом по­ве­де­ния для тех ма­те­рей, что по­па­ли в по­доб­ные жиз­нен­ные об­сто­я­тель­ства. Пусть они так же, сво­ею слез­ной мо­лит­вой за сво­их чад, ис­пра­ши­ва­ют у Бо­га об­лег­че­ния сы­нов­ней уча­сти в непре­лож­ной на­деж­де на то, что их сы­но­вья ока­жут­ся вне бе­ды.

Но это воз­мож­но лишь при усло­вии, что са­ма мать твер­до пре­бы­ва­ет в Церк­ви и ве­дет хри­сти­ан­скую жизнь по за­по­ве­дям Гос­под­ним.

Меж­ду тем, дал уже Бог Ав­гу­сти­ну и некое Свое из­ве­ще­ние. Сде­лал же Он это «…через … од­но­го епи­ско­па, вскорм­лен­но­го Цер­ко­вью и на­чи­тан­но­го в кни­гах (…). Ко­гда мать моя упра­ши­ва­ла его удо­сто­ить ме­ня сво­ей бе­се­ды, опро­верг­нуть мои за­блуж­де­ния, от­учить от зла и на­учить доб­ру (он по­сту­пал так с людь­ми, ко­то­рых на­хо­дил до­стой­ны­ми), то он от­ка­зал­ся, что бы­ло, на­сколь­ко я со­об­ра­зил впо­след­ствии, ко­неч­но, ра­зум­но. Он от­ве­тил, что я за­упрям­люсь, по­то­му что ересь для ме­ня вно­ве, я гор­жусь ею и уже сму­тил мно­гих неопыт­ных лю­дей неко­то­ры­ми пу­стяч­ны­ми во­про­са­ми, как она са­ма ему рас­ска­за­ла. “Оставь его там и толь­ко мо­лись за него Бо­гу: он сам, чи­тая, от­кро­ет, ка­кое это за­блуж­де­ние и ка­кое ве­ли­кое нече­стие”. И он тут же рас­ска­зал, что его мать со­блаз­ни­ли ма­ни­хеи, и она еще маль­чи­ком от­да­ла его им; что он не толь­ко про­чел все их кни­ги, но да­же их пе­ре­пи­сы­вал и что ему от­кры­лось, безо вся­ких об­суж­де­ний и уго­во­ров, как на­до бе­жать от этой сек­ты; он и бе­жал. Ко­гда он рас­ска­зал об этом, мать моя все-та­ки не успо­ко­и­лась и про­дол­жа­ла еще боль­ше на­ста­и­вать, мо­ля и об­ли­ва­ясь сле­за­ми, чтобы он уви­дел­ся со мной и по­го­во­рил. То­гда он с неко­то­рым раз­дра­же­ни­ем и до­са­дой ска­зал: “Сту­пай, как вер­но, что ты жи­вешь, так вер­но и то, что сын от та­ких слез не по­гибнет”.

В раз­го­во­рах со мной она ча­сто вспо­ми­на­ла, что при­ня­ла эти сло­ва так, как буд­то они про­зву­ча­ли ей с неба».

«Мать моя горь­ко пла­ка­ла о мо­ем отъ­ез­де и про­во­жа­ла ме­ня до са­мо­го мо­ря. Она креп­ко ухва­ти­лась за ме­ня, же­лая или вер­нуть об­рат­но, или от­пра­вить­ся вме­сте со мной», – вспо­ми­на­ет Ав­гу­стин. Од­на­ко мо­ло­дой уче­ный при­нял окон­ча­тель­ное ре­ше­ние; взять же с со­бой мать он не мог, по­ка не устро­ить­ся на но­вом ме­сте. По­это­му Ав­гу­стин об­ма­нул мать, ска­зав, что хо­чет лишь про­во­дить от­плы­ва­ю­ще­го в Рим дру­га, и, взой­дя на ко­рабль, по­ки­нул Кар­фа­ген. Мо­ни­ка оста­лась на бе­ре­гу, мо­лясь и пла­ча.

В это вре­мя в Ита­лию при­бы­ла и Мо­ни­ка, все-та­ки не по­же­лав­шая раз­лу­чать­ся с сы­ном. Ей, несо­мнен­но, при­ят­но бы­ло узнать, что сын от­рек­ся от ере­си, но пе­чаль­но ви­деть его все еще не пра­во­слав­ным хри­сти­а­ни­ном.

«От со­об­ще­ния мо­е­го, что я уже не ма­ни­хей, но и не пра­во­слав­ный хри­сти­а­нин, она не пре­ис­пол­ни­лась ра­до­сти буд­то от неча­ян­но­го из­ве­стия: мое жал­кое по­ло­же­ние остав­ля­ло ее спо­кой­ной в этом от­но­ше­нии; она опла­ки­ва­ла ме­ня, как умер­ше­го, но ко­то­ро­го Ты дол­жен вос­кре­сить; она пред­став­ля­ла Те­бе ме­ня, как сы­на вдо­вы, ле­жав­ше­го на смерт­ном од­ре, ко­то­ро­му Ты ска­зал: “Юно­ша, те­бе го­во­рю, встань” — и он ожил и “стал го­во­рить, и Ты от­дал его ма­те­ри его”. По­это­му серд­це ее не за­тре­пе­та­ло в бур­ном вос­тор­ге, ко­гда она услы­ша­ла, что уже в зна­чи­тель­ной ча­сти со­вер­ши­лось то, о чем она еже­днев­но со сле­за­ми мо­ли­лась Те­бе; ис­ти­ны я еще не на­шел, но ото лжи уже ушел. Бу­дучи уве­ре­на, что Ты, обе­щав­ший це­ли­ком ис­пол­нить ее мо­лит­вы, до­вер­шишь и осталь­ное, она очень спо­кой­но, с пол­ной убеж­ден­но­стью от­ве­ти­ла мне, что рань­ше, чем она уй­дет из этой жиз­ни, она уви­дит ме­ня ис­тин­ным хри­сти­а­ни­ном: она ве­рит это­му во Хри­сте».

«Так го­во­рил я и пла­кал в горь­ком сер­деч­ном со­кру­ше­нии. И вот слы­шу я го­лос из со­сед­не­го до­ма, не знаю, буд­то маль­чи­ка или де­воч­ки, ча­сто по­вто­ря­ю­щий на­рас­пев: “Возь­ми, чи­тай! Возь­ми, чи­тай!”. Взвол­но­ван­ный, вер­нул­ся я на то ме­сто, где си­дел Али­пий; я оста­вил там, ухо­дя, апо­столь­ские По­сла­ния. Я схва­тил их, от­крыл и в мол­ча­нии про­чел гла­ву, первую по­пав­шу­ю­ся мне на гла­за: “не в пи­рах и в пьян­стве, не в спаль­нях и не в рас­пут­стве, не в ссо­рах и в за­ви­сти: об­ле­ки­тесь в Гос­по­да Иису­са Хри­ста и по­пе­че­ние о пло­ти не пре­вра­щай­те в по­хо­ти”. Я не за­хо­тел чи­тать даль­ше, да и не нуж­но бы­ло: по­сле это­го тек­ста серд­це мое за­ли­ли свет и по­кой; ис­чез мрак мо­их со­мне­ний».

Увы, по­чти сра­зу же, в этом же го­ду, как бы за­вер­шив окон­ча­тель­ное свое ве­ли­кое де­ло, уми­ра­ет и свя­тая Мо­ни­ка.

«Уже на­вис день ис­хо­да ее из этой жиз­ни; этот день знал Ты, мы о нем не ве­да­ли. Слу­чи­лось – ду­маю, тай­ной Тво­ей за­бо­той, – что мы с ней оста­лись вдво­ем; опер­шись на под­окон­ник, смот­ре­ли мы из ок­на на внут­рен­ний са­дик то­го до­ма, где жи­ли в Остии. Уста­лые от дол­го­го пу­те­ше­ствия, на­ко­нец в оди­но­че­стве, на­би­ра­лись мы сил для пла­ва­ния. Мы сла­дост­но бе­се­до­ва­ли вдво­ем и, “за­бы­вая про­шлое, устрем­ля­лись к то­му, что пе­ред на­ми”, спра­ши­ва­ли друг дру­га, пред ли­цом Ис­ти­ны, – а это Ты, – ка­ко­ва бу­ду­щая веч­ная жизнь свя­тых, – “не ви­дел то­го глаз, не слы­ша­ло ухо и не при­хо­ди­ло то на серд­це че­ло­ве­ку” – но уста­ми серд­ца жаж­да­ли мы при­ник­нуть к стру­ям Тво­е­го Небес­но­го ис­точ­ни­ка, “Ис­точ­ни­ка жиз­ни, ко­то­рый у Те­бя”, чтобы, обрыз­ган­ные его во­дой, в ме­ру на­ше­го по­сти­же­ния, мог­ли бы как-ни­будь об­нять мыс­лью ее ве­ли­чие. Ко­гда в бе­се­де на­шей при­шли мы к то­му, что лю­бое удо­воль­ствие, до­став­ля­е­мое те­лес­ны­ми чув­ства­ми, оси­ян­ное лю­бым зем­ным све­том, не до­стой­но не толь­ко срав­не­ния с ра­до­стя­ми той жиз­ни, но да­же упо­ми­на­ния ря­дом с ни­ми, то, воз­но­сясь к Нему Са­мо­му серд­цем, все бо­лее раз­го­рав­шим­ся, мы пе­ре­бра­ли од­но за дру­гим все со­зда­ния Его и до­шли до са­мо­го неба, от­ку­да све­тят на зем­лю солн­це, лу­на и звез­ды. И, вой­дя в се­бя, ду­мая и го­во­ря о тво­ре­ни­ях Тво­их и удив­ля­ясь им, при­шли мы к ду­ше на­шей и вы­шли из нее, чтобы до­стичь стра­ны неис­ся­ка­е­мой пол­но­ты, где Ты веч­но пи­та­ешь Из­ра­и­ля пи­щей ис­ти­ны, где жизнь есть та муд­рость, через Ко­то­рую воз­ник­ло все, что есть, что бы­ло и что бу­дет. Са­ма она не воз­ни­ка­ет, а оста­ет­ся та­кой, ка­ко­ва есть, ка­кой бы­ла и ка­кой все­гда бу­дет. Вер­нее: для нее нет “бы­ла” и “бу­дет”, а толь­ко од­но “есть”, ибо она веч­на, веч­ность же не зна­ет “бы­ло” и “бу­дет”… Ты зна­ешь, Гос­по­ди, что в тот день, ко­гда мы бе­се­до­ва­ли, ни­что­жен за этой бе­се­дой по­ка­зал­ся нам этот мир со все­ми его на­сла­жде­ни­я­ми, и мать ока­за­ла мне: “Сын! что до ме­ня, то в этой жиз­ни мне уже все не в сла­дость. Я не знаю, что мне здесь еще де­лать и за­чем здесь быть; с мир­ски­ми на­деж­да­ми у ме­ня здесь по­кон­че­но. Бы­ло толь­ко од­но, по­че­му я хо­те­ла еще за­дер­жать­ся в этой жиз­ни: рань­ше чем уме­реть, уви­деть те­бя пра­во­слав­ным хри­сти­а­ни­ном. Гос­подь ода­рил ме­ня пол­нее: дал уви­деть те­бя Его ра­бом, пре­зрев­шим зем­ное сча­стье. Что мне здесь де­лать?”.

Не пом­ню, что я ей от­ве­тил, но не про­шло и пя­ти дней или немно­гим боль­ше, как она слег­ла в ли­хо­рад­ке. Во вре­мя бо­лез­ни она в ка­кой-то день впа­ла в об­мо­роч­ное со­сто­я­ние и по­те­ря­ла на ко­рот­кое вре­мя со­зна­ние. Мы при­бе­жа­ли, но она ско­ро при­шла в се­бя, уви­де­ла ме­ня и бра­та, сто­яв­ших тут же, и ска­за­ла, слов­но ища что-то: “Где я бы­ла?”. За­тем, ви­дя на­шу глу­бо­кую скорбь, ска­за­ла: “Здесь по­хо­ро­ни­те вы мать ва­шу”.

Брат мой что-то ска­зал, же­лая ей не та­ко­го горь­ко­го кон­ца; луч­ше бы ей уме­реть не в чу­жой зем­ле, а на ро­дине. Услы­шав это, она встре­во­жи­лась от та­ких его мыс­лей, устре­ми­ла на него недо­воль­ный взгляд и, пе­ре­во­дя гла­за на ме­ня, ска­за­ла: “По­смот­ри, что он го­во­рит!”, а за­тем об­ра­ти­лась к обо­им: “По­ло­жи­те это те­ло, где при­дет­ся; не бес­по­кой­тесь о нем; про­шу об од­ном: по­ми­най­те ме­ня у ал­та­ря Гос­под­ня, где бы вы ни ока­за­лись”».

Я не знал, ко­гда по со­вер­шен­ной бла­го­сти Тво­ей ста­ло ис­че­зать в ее серд­це это пу­стое же­ла­ние. Я ра­до­вал­ся и удив­лял­ся, ви­дя та­кою свою мать, хо­тя, прав­да, и в той на­шей бе­се­де у окош­ка, ко­гда она ска­за­ла: “Что мне здесь де­лать?”, не вид­но бы­ло, чтобы она же­ла­ла уме­реть на ро­дине. По­сле уже я услы­шал, что, ко­гда мы бы­ли в Остии, она од­на­жды до­вер­чи­во, как мать, раз­го­во­ри­лась с мо­и­ми дру­зья­ми о пре­зре­нии к этой жиз­ни и о бла­ге смер­ти. Ме­ня при этой бе­се­де не бы­ло, они же при­шли в изум­ле­ние пе­ред му­же­ством жен­щи­ны (Ты ей дал его) и спро­си­ли, неуже­ли ей не страш­но оста­вить свое те­ло так да­ле­ко от род­но­го го­ро­да.

Под­лин­но, под­лин­но, ис­кренне и пра­во ве­ру­ю­щую в Бо­га ду­шу Гос­подь умуд­ря­ет и спо­доб­ля­ет глу­бо­чай­шей ду­хов­ной пе­ре­оцен­ки сво­ей преды­ду­щей жиз­ни. А выс­ший смысл сво­ей кон­чи­ны ви­дит в слу­же­нии Бо­гу в Его Церк­ви и в том, чтобы и по смер­ти не быть вне цер­ков­но­го по­ми­но­ве­ния об усоп­ших в ве­ре и на­деж­де Вос­кре­се­ния и веч­ной жиз­ни.

«Итак, на де­вя­тый день бо­лез­ни сво­ей, на пять­де­сят ше­стом го­ду жиз­ни сво­ей и на трид­цать тре­тьем мо­ей, эта ве­ру­ю­щая и бла­го­че­сти­вая ду­ша раз­ре­ши­лась от те­ла[4] … для нее смерть не бы­ла горь­ка, да во­об­ще для нее и не бы­ло смер­ти. Об этом непре­лож­но сви­де­тель­ство­ва­ли и ее нра­вы и “ве­ра нели­це­мер­ная”».

«От­рад­но бы­ло вспом­нить, – по сло­вам Ав­гу­сти­на, – что в этой по­след­ней бо­лез­ни, лас­ко­во бла­го­да­ря ме­ня за мои услу­ги, на­зы­ва­ла она ме­ня доб­рым сы­ном и с боль­шой лю­бо­вью вспо­ми­на­ла, что ни­ко­гда не слы­ша­ла она от ме­ня бро­шен­но­го ей гру­бо­го или оскор­би­тель­но­го сло­ва. А раз­ве, Бо­же мой, Тво­рец наш, раз­ве мож­но срав­ни­вать мое по­чте­ние к ней с ее слу­же­ни­ем мне? Ли­шил­ся я в ней ве­ли­кой уте­ши­тель­ни­цы, ра­не­на бы­ла ду­ша моя, и слов­но разо­дра­на жизнь, став­шая еди­ной; ее жизнь и моя сли­лись ведь в од­но».

«Да пре­бу­дет она в ми­ре со сво­им му­жем, до ко­то­ро­го и по­сле ко­то­ро­го ни за кем не бы­ла за­му­жем, ко­то­ро­му слу­жи­ла “при­но­ся плод в тер­пе­нии”, чтобы при­об­ре­сти его Те­бе. И вну­ши, Гос­по­ди Бо­же мой, вну­ши ра­бам Тво­им, бра­тьям мо­им, сы­нам Тво­им, гос­по­дам мо­им, ко­то­рым слу­жу сло­вом, серд­цем и пись­мом, чтобы вся­кий раз, чи­тая это, по­ми­на­ли они у ал­та­ря Тво­е­го Мо­ни­ку, слу­гу Твою, вме­сте с Пат­ри­ци­ем, неко­гда су­пру­гом ее, через плоть ко­то­рых ввел Ты ме­ня в эту жизнь, а как, я не знаю. Пусть с лю­бо­вью по­мя­нут они их, ро­ди­те­лей мо­их, на этом пре­хо­дя­щем све­те, и мо­их бра­тьев в Те­бе, Отец, пре­бы­ва­ю­щих в Пра­во­слав­ной Церк­ви, мо­их со­граж­дан в Веч­ном Иеру­са­ли­ме, о ко­то­ром взды­ха­ет в стран­ствии сво­ем, с на­ча­ла его и до окон­ча­ния, на­род Твой. И пусть мо­лит­ва­ми мно­гих пол­нее бу­дет ис­пол­не­на по­след­няя ее прось­ба ко мне, –через мою ис­по­ведь, а не толь­ко через од­ни мои мо­лит­вы».

В ли­це свя­той Мо­ни­ки и ее де­тей, од­ним из ко­то­рых был Ав­гу­стин Бла­жен­ный, мы ви­дим при­мер осо­бо жи­вых от­но­ше­ний, сло­жив­ших­ся в се­мье. От­но­ше­ний меж­ду ма­те­рью и ее детьми.

По­мо­лим­ся же, бра­тья и сест­ры, о том, чтобы та­кая нели­це­мер­ная ве­ра мо­лит­ва­ми свя­той Мо­ни­ки Та­га­стин­ской уко­ре­ни­лась в нас и по­слу­жи­ла бы ко стя­жа­нию спа­си­тель­ной веч­ной жиз­ни для нас и срод­ни­ков на­ших.

[4] Слу­чи­лось это в го­ро­де Остия в 387 го­ду.

Случайный тест

Цитата дня

Не будь привязан к данной тебе на время красоте, чтобы не предстать пред Богом лишенным всякой красоты.