Всё тебе и молитва дневная

Чудотворные слова: всё тебе и молитва дневная в полном описании из всех найденных нами источников.

Анна Ахматова

«Я не знаю, ты жив или умер»

На земле тебя можно искать

Или только в вечерней думе

По усопшем светло горевать.

И бессонницы млеющий жар,

И стихов моих белая стая,

И очей моих синий пожар.

Так меня никто не томил,

Даже тот, кто на муку предал,

Даже тот, кто ласкал и забыл.

Стихотворение «Я не знаю, ты жив или умер» было написано в 1915 году, вошло в третий сборник стихов Анны Ахматовой «Белая стая», выпущенный незадолго до революции в сентябре 1917 года.

Борис Васильевич Анреп

Обращено к русскому художнику и литературу серебряного века Борису Васильевичу Анрепу.

Тексты произведений, фотографии, автографы и дополнительная информация к стихам

для нашего «Сборника» , предоставлены литературным порталом « Стихи 19-20 веков»

А. Ахматова. Все тебе и молитва дневная. На украин

І безсонниці тліючий жар,

І віршів моїх білая зграя,

І очей моїх синій пожар.

Душу так із мене не тягнув,

Навіть той, хто у муки ввергнув,

Навіть той, хто пестив і забув.

ПОЖАР, у, чол. Те саме, що пожежа. – ПОЖАР. http://sum.in.ua/s/pozhar

ТЯГТИ і ТЯГНУТИ, тягну, тягнеш; мин. ч. тяг, ла, ло; тягнув, нула, ло; недок.

Тягти (тягнути) душу з кого; Тягти (тягнути) за душу кого: а) набридати чим-небудь нудним, одноманітним. Десь гостриться, кричачи, ніж на бруску, десь тягне за душу попсована катеринка (Дніпрова Чайка, Тв., 1960, 191); б) мучити. Так інший на словах Добро творити прагне, А душу з вас, бува, Крізь ребра тягне (Микита Годованець, Заяча математ., 1961, 142); Тут в значенні б) мучити – ТЯНУТЬ ДУШУ (из кого-то, т.е мучить). http://sum.in.ua/s/tjaghty

Борис Васильевич Анреп, фон Анреп (27 сентября 1883, Санкт-Петербург — 7 июня 1969, Лондон) — русский художник и витражист, литератор серебряного века, возлюбленный А. Ахматовой, преобладающую часть жизни прожил в Великобритании. Подробнее об этом романе можно прочесть здесь: http://www.proza.ru/2014/07/04/935.

Борис Васильович Анреп, фон Анреп (27 вересня 1883, Санкт-Петербург — 7 червня 1969, Лондон) — руський художник і вітражист, літератор срібного століття, коханий А. Ахматової, переважну частину життя прожив у Великобританії.

Детальніше про цей роман можна прочитати тут: http://www.proza.ru/2014/07/04/935.

УКРАИНСКИЙ ТЕКСТ С УДАРЕНИЯМИ МОЖНО ПОСМОТРЕТЬ В 1-ОЙ РЕЦЕНЗИИ.

І безсонниці тліючий жар, — И бессонницы тлеющий жар,

І віршів моїх білая зграя, — И стихов моих белая стая,

І очей моїх синій пожар. — И очей моих синий пожар

Душу так із мене не тягнув, — Душу так из меня не тянул,

Навіть той, хто у муки ввергнув, — Даже тот, кто в муки ввергнул,

Навіть той, хто пестив і забув. — Даже тот, кто ласкал и забыл

И бессонницы млеющий жар,

И стихов моих белая стая,

И очей моих синий пожар.

Так меня никто не томил,

Даже тот, кто на муку предал,

Даже тот, кто ласкал и забыл.

Свидетельство о публикации №116110707641

Давно у Вас не была! Спасибо за Ваш труд, за память о Борисе Анрепе и Марине Цветаевой!

Красивый перевод, музыка строк и звуки слов завораживают! Здорово!

гриппом, еще и ноябрь захватила.

Спасибо за Ваш прелестный отклик! Растрогана!

Я уже заглянула, к Вам и как всегда в восторге от Вашего нового стихотворения!

Обнимаю Вас нежно!

С самыми светлыми и добрыми пожелания для Вас, всегда с любовью, Татьянаю

Я не знаю, ты жив или умер.

Я не знаю, ты жив или умер,—

На земле тебя можно искать

Или только в вечерней думе

По усопшем светло горевать.

Все тебе: и молитва дневная,

И бессонницы млеющий жар,

И стихов моих белая стая,

И очей моих синий пожар.

Мне никто сокровенней не был,

Так меня никто не томил,

Даже тот, кто на муку предал,

Даже тот, кто ласкал и забыл.

Анна Ахматова стихи

Русский поэт, писатель, литературовед, литературный критик, переводчик; один из известнейших русских поэтов XX века

Всё тебе и молитва дневная

Я не знаю, ты жив или умер, —

На земле тебя можно искать

Или только в вечерней думе

По усопшем светло горевать.

Все тебе: и молитва дневная,

И бессонницы млеющий жар,

И стихов моих белая стая,

И очей моих синий пожар.

Мне никто сокровенней не был,

Так меня никто не томил,

Даже тот, кто на муку предал,

Даже тот, кто ласкал и забыл.

Опубликовала Ромашка 28 сентября 2011

Похожие цитаты

Слава тебе, безысходная боль!

Умер вчера сероглазый король.

Вечер осенний был душен и ал,

Муж мой вернувшись с работы сказал:

« Знаешь, с охоты его принесли,

Тело у старого дуба нашли.

Жаль королеву. Такой молодой.

За ночь одну она стала седой».

Трубку свою на камине нашел

И на работу ночную ушел.

Дочку мою я сейчас разбужу,

В серые глазки её погляжу.

А за окном шелестят тополя:

Опубликовал(а) Natali 16 апреля 2011

Я улыбаться перестала,

Морозный ветер губы студит,

Одной надеждой меньше стало,

Одною песней больше будет.

И эту песню я невольно

Отдам на смех и поруганье,

Затем, что нестерпимо больно

Душе любовное молчанье.

Опубликовала Ромашка 28 сентября 2011

Сердце к сердцу не приковано,

Если хочешь — уходи.

Много счастья уготовано

Тем, кто волен на пути.

Я не плачу, я не жалуюсь,

Мне счастливой не бывать.

Не целуй меня, усталую, —

Смерть придет поцеловать.

Дни томлений острых прожиты

Вместе с белою зимой.

Отчего же, отчего же ты Лучше, чем избранник мой?

Сборник стихов Анны Ахматовой

Больше счастьем не торгую,

Как шарлатаны и оптовики.

Пока вы мирно отдыхали в Сочи,

Какая есть. Желаю вам другую,

Больше счастьем не торгую,

Как шарлатаны и оптовики.

Пока вы мирно отдыхали в Сочи,

Ко мне уже ползли такие ночи,

И я такие слышала звонки!

Я выслушала каторжные песни,

А способом узнала их иным.

Как невозможна грусть, как тщетно ожиданье!

И снова голосом серебряным олень

В зверинце говорит о северном сиянье.

И синяя купель для тех, кто нищ и болен,

И санок маленьких такой неверный бег

Под звоны древние далеких колоколен.

Место куда стрелять,

Чтоб выпустить птицу – мою тоску

В пустынную ночь летать.

И мне недолго терпеть.

Вылетит птица – моя тоска,

Сядет не ветку и станет петь.

Раскрывши окно, сказал:

“Голос знакомый, а слов не пойму”, –

И опустил глаза.

Он любил три вещи на свете:

За вечерней пенье, белых павлинов

И стертые карты Америки.

Не любил, когда плачут дети,

Не любил чая с малиной

Он любил три вещи на свете:

За вечерней пенье, белых павлинов

И стертые карты Америки.

Не любил, когда плачут дети,

Не любил чая с малиной

И женской истерики

. А я была его женой.

Буду черные грядки холить,

Ключевой водой поливать;

Полевые цветы на воле,

Их не надо трогать и рвать.

В сентябрьских небесах,—

Для детей, для бродяг, для влюбленных

Вырастают цветы на полях.

В тот единственный светлый день,

Когда возгласы литургии

Возлетят под дивную сень.

То, что сами на смерть обрекли,

Принесу покаянную душу

И цветы из Русской земли.

Как невеста, получаю

Каждый вечер по письму,

Поздно ночью отвечаю

По дороге в тьму.

Зла, мой ласковый, не делай

Между двух стволов,

Так спокойно обещая

Какие странные слова

Принес мне тихий день апреля.

Ты знал, во мне еще жива

Страстная страшная неделя.

Что плавали в глазури чистой.

Семь дней звучал то медный смех,

То плач струился серебристый.

Как перед вечною разлукой,

Лежала и ждала ее,

Еще не названную мукой.

Напевом простым, неискусным.

Еще так недавно-странно

Ты не был седым и грустным.

Напевом простым, неискусным.

Еще так недавно-странно

Ты не был седым и грустным.

В садах твоих, в доме, в поле

Повсюду тебе казалось,

Что вольный ты и на воле.

И пивший ее отравы.

Ведь звезды были крупнее,

Ведь пахли иначе травы,

Таким невыразимым горем.

Свежо и остро пахли морем

На блюде устрицы во льду.

Он мне сказал: «Я верный друг! » —

Звенела музыка в саду

Таким невыразимым горем.

Свежо и остро пахли морем

На блюде устрицы во льду.

Он мне сказал: «Я верный друг! » —

И моего коснулся платья.

Как не похожи на объятья

Прикосновенья этих рук.

Так гладят кошек или птиц,

Так на наездниц смотрят стройных…

Лишь смех в глазах его спокойных

Под легким золотом ресниц.

А скорбных скрипок голоса

Поют за стелющимся дымом:

«Благослови же небеса —

Ты первый раз одна с любимым».

В ушах не умолкает бой часов;

Вдали раскат стихающего грома.

Неузнанных и пленных голосов

Мне чудятся и жалобы и стоны,

Бывает так: какая-то истома;

В ушах не умолкает бой часов;

Вдали раскат стихающего грома.

Неузнанных и пленных голосов

Мне чудятся и жалобы и стоны,

Сужается какой-то тайный круг,

Но в этой бездне шепотов и звонов

Встает один, все победивший звук.

Так вкруг него непоправимо тихо,

Что слышно, как в лесу растет трава,

Как по земле идет с котомкой лихо.

Но вот уже послышались слова

И легких рифм сигнальные звоночки,—

Тогда я начинаю понимать,

И просто продиктованные строчки

Ложатся в белоснежную тетрадь.

Как невесело вместе нам!

На стенах цветы и птицы

Томятся по облакам.

Как невесело вместе нам!

На стенах цветы и птицы

Томятся по облакам.

Так странен дымок над ней.

Я надела узкую юбку,

Чтоб казаться еще стройней.

Что там, изморозь или гроза?

На глаза осторожной кошки

Похожи твои глаза.

Не смертного ль часа жду?

А та, что сейчас танцует,

Непременно будет в аду.

Палима сладостным огнем,

Так объясни, какая сила

В печальном имени твоем.

Палима сладостным огнем,

Так объясни, какая сила

В печальном имени твоем.

Ты стал, как будто ждал венца,

И смертные коснулись тени

Спокойно юного лица.

За смертью. Ночи глубоки!

О, ангел мой, не знай, не ведай

Моей теперешней тоски.

В лесу осветится тропа,

Но если птица полевая

Взлетит с колючего снопа,

Мне хочешь рассказать о том,

И снова вижу холм изрытый

Над окровавленным Днестром.

Забуду молодость мою,

Душа темна, пути лукавы,

Но образ твой, твой подвиг правый

До часа смерти сохраню.

А ты думал – я тоже такая,

Что можно забыть меня,

И что брошусь, моля и рыдая,

Под копыта гнедого коня.

Что можно забыть меня,

И что брошусь, моля и рыдая,

Под копыта гнедого коня.

В наговорной воде корешок

И пришлю тебе странный подарок –

Мой заветный душистый платок.

Окаянной души не коснусь,

Но клянусь тебе ангельским садом,

Чудотворной иконой клянусь,

И ночей наших пламенным чадом –

Я к тебе никогда не вернусь.

Широк и желт вечерний свет,

нежна апрельская прохлада.

Ты опоздал на много лет,

но все-таки тебе я рада.

Сюда ко мне поближе сядь,

гляди веселыми глазами:

вот эта синяя тетрадь —

с моими детскими стихами.

Прости, что я жила скорбя

и солнцу радовалась мало.

Прости, прости, что за тебя

я слишком многих принимала.

Я не знаю, ты жив или умер,—

На земле тебя можно искать

Или только в вечерней думе

По усопшем светло горевать.

И бессонницы млеющий жар,

И стихов моих белая стая,

И очей моих синий пожар.

Так меня никто не томил,

Даже тот, кто на муку предал,

Даже тот, кто ласкал и забыл.

Эта встреча никем не воспета,

И без песен печаль улеглась.

Наступило прохладное лето,

Словно новая жизнь началась.

Уязвленное желтым огнем,

И нужнее насущного хлеба

Мне единое слово о нем.

Вестью душу мою оживи,-

Не для страсти, не для забавы,

Для великой земной любви.

Словно ангел, возмутивший воду,

Ты взглянул тогда в мое лицо,

Возвратил и силу и свободу,

А на память чуда взял кольцо.

Мой румянец жаркий и недужный

Стерла богомольная печаль.

Памятным мне будет месяц вьюжный,

Северный встревоженный февраль.

Сладок запах синих виноградин.

Дразнит опьяняющая даль.

Голос твой и глух и безотраден.

Никого мне, никого не жаль.

Гибких лоз стволы еще тонки,

Облака плывут, как льдинки, льдинки

В ярких водах голубой реки.

Уходи к волне про боль шептать.

О, она, наверное, ответит,

А быть может, будет целовать.

Передо мною путь.

Вчера еще, влюбленный,

Молил: “Не позабудь”.

А нынче только ветры

Да крики пастухов,

У чистых родников.

Исчезают мысли, чувства.

Даже вечное искусство

Нынче как-то налегке!

До конца его, друг, прочти.

Надоело мне быть незнакомкой,

Быть чужой на твоем пути.

Я любимая, я твоя.

Не пастушка, не королевна

И уже не монашенка я —

На стоптанных каблуках.

Но, как прежде, жгуче объятье,

Тот же страх в огромных глазах.

Не плачь о заветной лжи.

Ты его в твоей бедной котомке

На самое дно положи.

Она теперь в надежном месте…

Поверь, что я твоей невесте

Ревнивых писем не пишу.

Но мудрые прими советы:

Я не любви твой прошу.

Она теперь в надежном месте…

Поверь, что я твоей невесте

Ревнивых писем не пишу.

Но мудрые прими советы:

Дай ей читать мои стихи,

Дай ей хранить мои портреты –

Ведь так любезны женихи!

А этим дурочкам нужней

Сознанье полное победы,

Чем дружбы светлые беседы

И память первых нежных дней…

Когда же счастия гроши

Ты проживешь с подругой милой

И для пресыщенной души

Все станет сразу так постыло –

В мою торжественную ночь

Не приходи. Тебя не знаю.

И чем могла б тебе помочь?

От счастья я не исцеляю.

“Отчего ты сегодня бледна?”

– Оттого, что я терпкой печалью

Напоила его допьяна.

Искривился мучительно рот…

Я сбежала, перил не касаясь,

Я бежала за ним до ворот.

Всё, что было. Уйдешь, я умру.”

Улыбнулся спокойно и жутко

И сказал мне: “Не стой на ветру”.

Мне даже легче стало без любви.

Высоко небо, горный ветер веет

И непорочны помыслы мои.

Мне даже легче стало без любви.

Высоко небо, горный ветер веет

И непорочны помыслы мои.

Я не томлюсь над серою золой,

И башенных часов кривая стрелка

Смертельной мне не кажется стрелой.

Освобожденье близко. Все прощу.

Следя, как луч взбегает и сбегает

По влажному весеннему плющу.

Приходи на меня посмотреть.

Приходи. Я живая. Мне больно.

Этих рук никому не согреть,

Эти губы сказали: “Довольно!”

Приходи. Я живая. Мне больно.

Этих рук никому не согреть,

Эти губы сказали: “Довольно!”

Мое кресло. Я вижу дороги.

О, тебя ли, тебя ль упрекну

За последнюю горечь тревоги!

В задыханьях тяжелых бледнея.

Только ночи страшны оттого,

Что глаза твои вижу во сне я.

И сама научилась томить.

Из ребра твоего сотворенная,

Как могу я тебя не любить?

Мне завещано древней судьбой,

А я стала лукавой и жадною

И сладчайшей твоею рабой.

На груди твоей снега белей,

Как ликует твое умудренное

Сердце – солнце отчизны моей!

Вбила в землю проклятое тело,

Если б знала, чему навстречу,

Обгоняя солнце, летела.

А взгляды его – как лучи.

Я только вздрогнула: этот

Может меня приручить.

Наклонился – он что-то скажет.

От лица отхлынула кровь.

Пусть камнем надгробным ляжет

На жизни моей любовь.

О, как ты красив, проклятый!

И я не могу взлететь,

А с детства была крылатой.

Мне очи застит туман,

Сливаются вещи и лица,

И только красный тюльпан,

Тюльпан у тебя в петлице.

Подошел ко мне, улыбнулся,

Поцелуем руки коснулся –

И загадочных, древних ликов

На меня посмотрели очи.

Десять лет замираний и криков,

Все мои бессонные ночи

Я вложила в тихое слово

И сказала его – напрасно.

Отошел ты, и стало снова

На душе и пусто и ясно.

На мою еще живую грудь,

Ничего, ведь я была готова,

Справлюсь с этим как-нибудь.

У меня сегодня много дела-

Надо память до конца убить,

Надо чтоб душа окаменела,

Надо снова научиться жить.

А не то. Холодный шелест лета,

Словно праздник за моим окном

Я давно предчувствовала этот

Светлый день и опустелый дом.

Тяжела ты, любовная память!

Мне в дыму твоем петь и гореть,

А другим – это только пламя,

Чтоб остывшую душу греть.

Им надобны слезы мои.

Для того ль я, Господи, пела,

Для того ль причастилась любви!

Чтобы сделалась я немой,

И мою бесславную славу

Осиянным забвением смой.

Забыл он написать или уехал;

Весна, как трель серебряного смеха,

Качаются в заливе корабли.

Сегодня мне письма не принесли.

Такой влюбленный, ласковый и мой,

Но это было белою зимой,

Теперь весна, и грусть весны отравна,

Он был со мной еще совсем недавно.

Как от предсмертной боли, бьется, бьется

И страшно мне, что сердце разорвется,

Не допишу я этих нежных строк.

Терять не то ль, что живописцу – зренье

Или актеру – голос и движенье,

А женщине прекрасной – красоту?

Тебе дарованное небесами:

Осуждены – и это знаем сами –

Мы расточать, а не копить.

Чтобы узнать в тяжелый час сомненья

Учеников злорадное глумленье

И равнодушие толпы.

Я для него не женщина земная,

А солнца зимнего утешный свет

И песня дикая родного края.

Когда умру, не станет он грустить,

Не крикнет, обезумевши: «Воскресни!»

Но вдруг поймет, что невозможно жить

Без солнца телу и душе без песни.

Очертанья столицы во мгле.

Сочинил же какой-то бездельник,

Что бывает любовь на земле.

Все поверили, так и живут:

Ждут свиданий, боятся разлуки

И любовные песни поют.

И почиет на них тишина.

Я на это наткнулась случайно

И с тех пор все как будто больна.

Как божье солнце, меня любил,

А чтобы она не запела о прежнем,

Он белую птицу мою убил.

Промолвил, войдя на закате в светлицу:

«Люби меня, смейся, пиши стихи!»

И я закопала веселую птицу

За круглым колодцем у старой ольхи.

Ему обещала, что плакать не буду,

Но каменным сделалось сердце мое,

И кажется мне, что всегда и повсюду

Услышу я сладостный голос ее.

Бьется мелкий метельный снег,

И сама я не стала новой,

А ко мне приходил человек.

Он сказал: “Быть с тобой в аду”.

Я смеялась: “Ах, напророчишь

Нам обоим, пожалуй, беду”.

Он слегка потрогал цветы:

“Расскажи, как тебя целуют,

Расскажи, как целуешь ты”.

Не сводил с моего кольца.

Ни один не двинулся мускул

Напряженно и страстно знать,

Что ему ничего не надо,

Что мне не в чем ему отказать.

Умер вчера сероглазый король.

Муж мой, вернувшись, спокойно сказал:

Тело у старого дуба нашли.

За ночь одну она стала седой”.

И на работу ночную ушел.

В серые глазки ее погляжу.

“Нет на земле твоего короля…”

Я спрашиваю: «Кого?» «Пушкина. Здесь он сидел». Я полез в кусты и действительно увидел железную скамейку, поставленную в лицейские.

Потому-то через минуту там останется только тело, потому мне больше некуда деться, кроме как умереть

Выбор”, “Стихи, баллады, песни”, “Друзьям”, “Возраст” и др. В 1990-е опубликовал сборники стихов “Бессонница” (1991), “Пересечение”.

Поэзия Анны Ахматовой светла, мудра и прекрасна. Такой она и предстает перед читателем этого сборника, в который вошли лучшие лирические.

Международной поэтической премии «Серебряный стрелец 2010», заняв первое место, в 2011 заняла третье место в конкурсе «Поэты России.

Оценка 4.2 проголосовавших: 143
ПОДЕЛИТЬСЯ

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Please enter your comment!
Please enter your name here